– Ладно, молись, – Саранцев (а это был он), распутал узел, крепко стягивавший запястья Нурулло.

Тот несколько минут судорожно шевелил затекшими и посиневшими пальцами, прежде чем смог расстегнуть на себе куртку. Некогда новую, а теперь изорванную и измазанную прибрежным илом, глиной и черт знает чем. Стащив верхнюю одежду с плеч, моджахед постелил ее вместо молельного коврика и обратил осунувшееся лицо на восток.

Вслед за ним поднялся еще один боец. До этого он сидел среди корней гранатового дерева и отрешенно смотрел в одну точку карими глазами уроженца этих мест. Поколебавшись с минуту, он также превратил свой солдатский бушлат в подобие коврика, и опустился на колени рядом с пленником.

– Автомат дай сюда, – обратился к Муззафарову Саранцев, – А то еще душара схватит.

Солдат передал оружие офицеру, по лицу же Нурулло пробежала кривая усмешка. Старший лейтенант заметил ее и подумал: «Старый трюк. Сколько раз наши ребята от „духов“ во время намаза сбегали? И этот решил воспользоваться доверчивостью Музы…»

– А ты чего не молишься? – обратился Саранцев к Николаю, – За эти годы должен был привыкнуть.

– Это не та привычка, которой нужно следовать, – равнодушно кинул тот в ответ, – Если я приду к Богу самостоятельно, а не под дулом автомата, то еще успею помолиться.

– А я перед тем, как в Таджикистан лететь, покрестился, – произнес в ответ старший лейтенант и замолк на мгновение, прислушавшись к дружному «А-аля, акбар!» молящихся. – Но я, наверное, плохой христианин: в церковь не хожу, посты не соблюдаю.

– А где вы здесь церковь найдете? – подключился к разговору пятый из группы – белобрысый сержант с рваной прорехой от пули на правом рукаве своей военной куртки.

– Говорят, в Душанбе есть, – ответил Саранцев, – В танковом полку «двести первой» дивизии. Контрактеры сами построили. И даже батюшку пригласили. В штатном расписании полка должности священника, конечно, нет, так его командование как командира танка оформило!

– Главное, веру надо в душе иметь, – нравоучительно произнес сержант Жуков, – А ходите вы в церковь или нет – дело пятое.

– Я тут интервью читал с кинорежиссером Говорухиным, – не согласился Саня со своим бойцом, – Так он утверждает, что наши предки, утвердившие определенный религиозный ритуал, это делали не зря. Человек не все может постичь разумом, но, совершая молитву в храме, соблюдая каноны веры, он автоматически приобщается к некой огромной и великой системе. Вот тебя, Жук, когда «молодым» был, в «учебке» сержанты гоняли? Гоняли! Ты все понимал, для чего это нужно? Нет! Но делал. А потом, когда старше стал, осознал, что это не только было нужно, но и зачем это было нужно. То же самое и в религии.

Николай, не вмешивавшийся в дискуссию после своей первой и единственной фразы и с углубленным видом чистивший щепочкой затвор автомата, вдруг поднял голову:

– Командир, я свое дело сделал. Я обратно пойду.

– Как обратно, куда обратно? – Саранцев, не ожидая такого поворота темы, удивленно уставился на проводника.

– К своим пацанам.

– Погоди-погоди, а мы?!

– Вон видишь за той скалой верхушки пирамидальных тополей? – ответил Николай, – Там афганский кишлак. Как раз напротив его расположена ваша погранзастава. Селение обойдете стороной, переправиться через реку можно восточнее кишлака, по островам – там брод. Выйдете на берег, возьмите правее – там камни, мину трудно поставить.

– А как же приказ? – бросил Саранцев в ответ.

– Я его выполнил, довел вас до места.

– А дом? Ты же хотел домой!

– Меня дома никто не ждет. Родители умерли, больше родственников нет. Я не хочу рассказывать всю оставшуюся жизнь, почему я был в отряде у «духов» и почему дезертировал…

– Ты забываешь, что ты в армии, а не в партизанском отряде: захотел – пришел, захотел – ушел! И я здесь старший по званию и тебе не отпускаю!

– А я в российской армии не служу, – усмехнулся проводник, – И подчиняюсь только своему командиру. Так что… – щелкнул он языком, – субординация между нами кончилась. Я пошел…

– Никуда ты не пойдешь! – Саранцев вскинул автомат и щелкнул предохранителем, – Сбежать хочешь, сволочь?! Всю ночь сказками меня кормил, и только сейчас свое нутро показал!

Николай улыбнулся:

– Стреляй, лейтенант. Если хочешь. Но смерти я не боюсь. Давно не боюсь. Презрения, непонимания – боюсь. А вот смерти… Если ты в Бога веришь, то знаешь – смерти нет… Я только одному человеку поверил – Руслану. А без него кто мне поверит? Отпусти, добром прошу!

Николай отодвинул в сторону автомат и встал. Саня с удивлением увидел в руках у него гранату – «эфку». Профессиональным взглядом старший лейтенант сразу же заметил, что чеки у нее нет.

«Когда успел?» – досадливо подумал он.

– А ты уверен, что кого-нибудь там найдешь?! – исчерпав все доводы, старший лейтенант выдвинул последний, запретный. – Не пори горячку, Коля, может нет там пацанов.

– Это в каком смысле? – прищурился проводник.

Во время перехода тема тех, кто остался прикрывать отход, была закрытой. Мысли, что они самой дорогой ценой заплатили за жизни не только важного «духа», но и их, четверых, больно царапали душу. Поэтому гнались прочь.

– Ну что ж… Мне одному на этом свете делать нечего, – добавил он после паузы, – Или я Руслана на земле найду, или он меня отыщет на небесах. Ясно выразился? Извини. Да, вот что еще: когда будешь переходить реку, пусти две зеленые ракеты. «Духов» не бойся: этот кишлак держат ваши друзья.

– Знаю, – раздраженно ответил Саранцев, – Но ты от темы разговора не уходи! Меня не волнует твой статус, но сейчас ты выполняешь задание в интересах СНГ. Значит, должен подчиняться мне, офицеру России, которая в это самое «гэ» входит!

«Блин, – подумал он, – что за время такое? Все за себя, только Бог за всех! Разброд и шатание… Сейчас он свалит, и чего я на этой местности, которую совсем не знаю, буду делать? Офицер со знаками различия российских погранвойск со своими солдатами?! Напорюсь на „духов“, не дай Бог, завалят нас всех, а потом сраму не оберешься, когда официальные афганские власти станут показывать наши трупы иностранным журналистам!»

– Коля, – произнес Саранцев вслух, – Ты не станешь отрицать, что по дороге до переправы с нами может всякое случиться. Напоремся на душманов, завяжем бой… Если придется вглубь территории уходить, то я местности не знаю. Нам карты сопредельной территории не доводили! В итоге «духа» я не приведу. Конечно, живым он обратно к моджахедам не попадет – завалю его. Или на мины наскочим…

При этих словах закончивший намаз и теперь сидевший неподалеку Нурулло вздрогнул.

«Ага, сука, – злорадно подумал Сашка, заметивший краем глаза испуг пленника, – Все же ссышь смерти!»

… – Но задание мы провалим, – заключил он, – по твоей вине, Коля! И потом ты можешь хоть застрелиться, хоть подорваться, но это тебе уже не поможет. И что тебе Руслан скажет на это на том свете? Знаешь, что скажет? «Мудак ты, Николай, и если бы у меня была возможность тебя кокнуть еще раз, то я бы это сделал перед строем всех пацанов». А можешь и кокнет. Перед строем погибших пацанов! Откуда мы знаем, какие на том свете наказания предусмотрены…

Саранцев посмотрел на серые скалы вокруг. На Пяндж, что катил с грохотом свои темные воды. Потом он перевел взгляд на голые ветки гранатового дерева и подумал зло:

«Сейчас уйдет. Не убедил, только разозлил. А отпускать нельзя. Придется стрелять. Что за сутки такие, Господи! …И никакого теплого ветра не было, – мелькнуло у него вдруг в голове, – Да и цветущих садов тоже. Наверняка здесь „духи“ гранаты жрали, вот и семечко уронили».

И сплюнул на землю зеленой тягучей струей насвая.

– Ладно, командир, – ответил после затянувшегося молчания Николай, – Я пойду с вами. Я тебе верю.

– Лады! – Саня не смог сдержать счастливой улыбки.

Глава 11

Робинзоны

Ветер «афганец» с упорством дикого зверя бился о стену штабного вагончика.